«Все по местам!» Возвращение «Варяга» - Страница 25


К оглавлению

25

— Кстати, Бурнос мне сегодня жизнь спас… — задумчиво произнес Михаил, устраивая больную ногу поудобнее. — Когда мы к нашим окопам ковыляли, я случайно наступил простреленной вами ногой на одного из тех японцев, что нам пулеметы утром взорвали… Их там было двое, и как они умудрились так спрятаться в траве, что по ним полк пробежал, а их никто не заметил — не знаю. Тот, об которого я споткнулся, был опасно ранен, а вот второй был жив и весьма проворен… Но против Бурноса — как вы выражаетесь, «без шансов». Ладно, давайте о главном: что ожидает Россию такого неприятного, что вам меня пришлось спасать, прострелив мою же ногу, товарищ капитан второго ранга?

— Много крови и грязи, товарищ великий… И сколько можно меня называть капитаном второго ранга? Лейтенант я пока, хоть и с окладом капитан-лейтенанта.

— С сегодняшнего дня уже нет, Василий. Я урегулировал с братом, теперь вы капитан второго ранга, с чем и поздравляю. Правда, боюсь, недоброжелателей под шпицем у вас от этого многовато появится. Две недели подряд они упорно пытались отказать Николя в столь «немыслимой просьбе». Но он перечислил все, что вы в этой войне уже сделали, и спросил, а мыслимо ли это для одного человека? В общем, хотел вас вечером при стечении всего товарищества поздравить, но, очевидно, не судьба. Ну да и ладно, вернемся к нашим российским баранам. Какие еще великие потрясения ждут Россию, кроме Великой войны, о которой вы мне уже рассказывали?

Через час облегчивший душу Балк, что-то легкомысленно насвистывая, уступил наследника докторам. Как он и предполагал, ротмистра за это время и след простыл, тот ускакал в Артур «доложить о бое и героизме Великого князя Михаила генералу и похлопотать о присылке дополнительного подкрепления». Ну насчет подкрепления… Хорошо бы с паршивой овцы хоть шерсти клок. Может, с перепугу Стесселя и уговорит прислать. Хотя в обещанную Петровичем и Вадиком дивизию, которую они в последней шифровке грозились подвезти морем прямо в Дальний через два месяца, верится больше. Теперь надо найти Бурноса и уточнить, куда тот дел раненого японца, интересно было бы пообщаться с кем-то, столь похожим на голливудского ниндзя.

«Так, а вот и Бурнос нашелся», — повернулся Балк в сторону ставшего уже столь привычным взрыва ругани с характерным белорусским акцентом. Он даже успел заметить отлетающее в сторону с криком «Why?» высокое тело в светлой куртке. Интересно, и чем же Бурносу не угодил «мириканский» корреспондент?

— Рядовой Бурнос, отставить! — остановил приближавшегося к лежащему Джеку Лондону со сжатыми кулаками солдата Балк. — А ну быстро, доложить по форме, что у тебя опять стряслось?

— Да шта же эта такое, таварищу Балк?! — с искренним возмущением начал Бурнос. — И так сегодня пока усе дралися, мане пришлось вытаскивать таварища Михаила, всего-то паре узкоглазых и довелось приложить! Так тут еще эта скатина мириканская меня по матери лаять будет. Да еще с таким выражением морды, будто мне медаль вручает, а я, значит, терпи?

— Джек, — на английском спросил у пытающегося подняться с земли американца Балк, — что вы сказали этому солдату?

— Я был настолько восхищен тем, что он не только привел с поля раненого kniazia Mikhaila, но и по дороге отбил нападение двух японцев, да еще и притащил одного из них в русские окопы… В общем, я ему сказал: «Умрем за царя!».

— Бурнос, Александр… Неужели для тебя «We will die for the Tsahr» похоже на «послал по матери»? — удивленно спросил у белоруса ничего не понимающий Балк.

— Никак не похоже. А вот на «…б твою мать», очення даже похоже було.

— Yes, yes, exactly — «ijeb tvojiu mat», — старательно по буквам выговорил Джек Лондон, которому удалось наконец встать на ноги.

— Опять начинает, зараза, — недобро нахмурившись, двинулся в сторону опасливо сжавшегося, но вставшего, однако, в боксерскую стойку американца Бурнос.

— Джек, какой идиот вам сказал, что это означает «умрем за царя»?? — спросил, быстро втискиваясь между драчунами и разводя их в стороны, Балк.

— Это Ржевский, — раздалось всхлипывание от пня, прислонившись к которому сидел, закрыв глаза здоровой рукой, Ветлицкий.

— Yes, yes, Ржевский, — подтвердил Лондон, — я у него еще две недели назад это выяснил. Тогда отбивали очередную атаку японцев. Они, когда бегут в атаку, кричат «Тенно хэйко банзай», ну это я и сам знаю — «Да здравствует император». А вот что означало «ijeb tvojiu mat», — с этим криком пулеметный расчет выкосил японскую роту, — это мне уже Ржевский перевел: — «Умрем за царя!». Мистер Балк, ну почему вы смеетесь?

— Джек, умоляю, идите к Ржевскому, он сейчас у санитарного вагона, — корчась от смеха, выговорил Балк, — и расскажите ему, до чего вас довела его интерпретация древнего русского боевого клича.

— Бурнос, — уже на русском обратился к солдату Балк, — Саша, будь ласка, проводи мистера американца к Ржевскому, он тебе все объяснит. И больше не стоит Джека бить, он и правда ни в чем не виноват. Лучше извинитесь перед ним вместе с поручиком, клоуны, «умрем за царя», мать вашу. Теперь что касается вас, товарищ Ветлицкий… Я понимаю — рана в плечо — это очень больно, а на груди наверняка еще хуже, кстати, что у вас там? Но плакать при подчиненных…

— Товарищ Балк, Василий Александрович, я не плачу, я смеюсь, — оторвал наконец руку от лица поручик, — но, простите, я не мог удержаться, это было действительно смешно! Да если бы вы видели лицо Лондона, когда он, положив руку Бурносу на плечо… Эдакая одухотворенная возвышенность во взоре, и вдруг все это улетает после удара вверх тормашками! А больно мне только, когда я смеюсь! Что до груди — слава богу, я не дама… Как вы учили — когда меня пырнули штыком, провернулся, уходя с линии укола, и попробовал отвести арисаку предплечьем. Но немного не успел, маузер помешал, его как раз заклинило, а наган выхватить не успел… Хотя без вашей науки мне бы не грудную мышцу пропороли, а сердце, так что спасибо вам!

25